Историк: Мы уже никогда не узнаем количество всех репрессированных и места их захоронения. Есть цифры, но они — вершина айсберга

Ответы на эти и другие вопросы «Салідарнасць» пытается найти в рамках нашего спецпроекта Истоки. Наш собеседник находится в Беларуси, и по понятным причинам мы не называем его имя. Первую часть интервью читайте тут.

«Мы уже никогда — ни через 5, ни через 10, ни через 100 лет — не узнаем даже приблизительное число репрессированных и места их захоронений»

— Нашу элиту в годы советского террора уничтожили практически под корень, откинув процесс формирования нации на долгие годы. Историк Владимир Арлов, говоря о репрессиях 30-х, с горечью замечал, что «мы не дети лучших, мы – дети худших», имея в виду, что выжили те, кто смог промолчать, приспособиться.

— Да, действительно уничтожили цвет нации, уничтожили генофонд, который мог дать последующие побеги. Но я не могу согласиться с терминологией, что уничтожили лучших.

Ведь чем, в конечном итоге, отличается жизнь крестьянина-единоличника от жизни поэта или преподавателя? Любая человеческая жизнь бесценна. Независимо от того, кто это по социальному статусу, по возрасту, по национальности. Уничтожали всех.

Если взять в процентном соотношении тех, кто был репрессирован с 1917 по 1953 год, то на долю интеллигенции приходится только около 9%. То есть 90% — это остальная часть населения.

— А сколько вообще жителей Беларуси репрессировано?

— Могу с уверенностью сказать, что мы уже никогда — ни через 5, ни через 10, ни через 100 лет — не узнаем и не назовем поименно всех жертв советского режима, не установим даже приблизительное число репрессированных и места их захоронений. Те цифры, которые сейчас озвучиваются, носят относительный характер.

В 1990 году были опубликованы данные Комитета госбезопасности, согласно которым в СССР с 1917 по 1953 год было репрессировано около 3,5 млн, из них порядка 650 тысяч расстреляно. Но эта цифра не соответствует реальной картине и отличается в разы.

Официальная же статистика по Беларуси, которая прозвучала из уст тогдашнего первого зампредседателя КГБ Сергеенко, гласит, что по линии судебных и внесудебных органов в Беларуси было репрессировано 253 500 человек (176 000 из них реабилитированы).

Однако исследователь Владимир Адамушко, который при жизни являлся председателем Комитета по архивам и делопроизводству при Совмине Беларуси, в своей монографии называет цифру в 600 000 репрессированных. То есть эти данные уже не совпадают со статистикой КГБ.

Но и это — только вершина айсберга. Потому что из официальной статистики выпадает огромный пласт различных категорий. Это репрессированное крестьянство, дети и жены врагов народа и изменников родины, выпадают те, кто был лишен права проживать в определенных местностях и районах СССР, те, кто был лишен избирательных прав, кого исключали из комсомола (после, как правило, следовали аресты и высылки).

Есть еще такое понятие, как вторичные репрессии, о которых мало кто имеет представление. Например, в период массовой коллективизации с территории Беларуси в отдаленные районы СССР выслали порядка 300 тысяч человек. Вернулось не более 15%.

Вот приговорили, например, человека в начале 1930-х к пяти годам ссылки или лишения свободы (вроде небольшой срок), а потом его в ГУЛАГе настигает 1937-1938 год и новое дело. И уже в Сибири или где-то на Урале «двойка» или «тройка» приговаривает его к расстрелу. У нас по статистике человек на пять лет уехал в ссылку, а его в 1937 году уже и в живых нет.

Вот почему реальная цифра в разы больше той, которая называется по официальной линии.

— Какие категории уничтожали в первую очередь?

— Можно прямо констатировать: уничтожали всех.

Исследователи выделяют восемь основных этапов массовых репрессий:

• в 1918-1920 годы уничтожали бывших царских офицеров и белогвардейцев;
• в 1929-1932 годы в основном пострадало крестьянство;
• в 1933-1934 годы — национальная интеллигенция;
• в 1934-1936-х продолжались операции по уничтожению национальной интеллигенции, а также непролетарских классов;
• далее был период «большого террора» 1937-1938 годов, когда пострадали буквально все категории населения;
• потом 1939-1941 годы — известные события в Западной Беларуси;
• в период войны — советские репрессии на временно оккупированных территориях;
• затем послевоенные депортации 1945-1953 годов.

Поэтому, еще раз подчеркну: это был конвейер, машина репрессий перемалывала всех.

«Сегодня синдром тревоги и страха даже более высокий, чем был в 1930-е годы»

— Если с идеологической точки зрения еще можно хотя бы понять, зачем уничтожались «вредные» для советской власти «кулаки», царская интеллигенция, офицеры, даже национальная элита, то какой резон репрессировать, например, сантехников?

— В том-то и дело. Каток прошелся по каждому. Вот вы говорите: зачем репрессировать слесаря, домохозяек, зачем единоличника — они же были нужны советской власти. Но так работает система, остановиться уже не может.

Абсурд ситуации заключался в том, что большинство из этих людей были абсолютно преданы советской власти и с энтузиазмом на нее работали. Но это нюансы тоталитарного государства.

Поэтому не удивительно, что жертвами становились в том числе представители этой же репрессивной системы — сотрудники ОГПУ, НКВД. Они попали под нож репрессий после 1939 года.

И еще один важный момент. За что именно репрессировали? Казалось бы, что мог сделать единоличник или безграмотный крестьянин?

Так вот, возвращаясь к статистике. По характеру обвинений это выглядело так: «агент иностранных разведок» (польской немецкой, японской, каких хотите на выбор) — 57%, антисоветская контрреволюционная агитация — 22% (не то сказал, не так подумал, кто-то написал, что ты в очереди сказал, что в Америке живут лучше, чем в СССР, — все, достаточно для высшей меры наказания). Еще порядка 16% — это участие в контрреволюционных организациях.

Представьте, что вот эти обычные люди, 2/3 из всех репрессированных, оказались агентами иностранных разведок, участниками контрреволюционных организаций. Потом в процессе реабилитации, конечно, выяснили, что из 10 организаций, которые «вскрыли» органы НКВД, 9, а то и все 10, были липовыми.

Людей просто вписывали в списки, выбивали показания, человек говорил: да, я участвовал в организации (которой в природе не существовало), но которая «готовила» покушение на товарища Сталина, подрывы железной дороги, теракты и т.д.

Когда в 1950-1960-е годы и в постперестроечный период органами КГБ, прокуратуры и судами проводилась реабилитация, то 86% пересмотренных дел были с формулировкой «необоснованно обвиненные». Только вдумайтесь! А это расстрелы, высылка, гибель!

Машина репрессий работала в таком темпе, что советская судебная система была не в состоянии справиться. Только 9% проходили через формально судебную процедуру — а я думаю, не надо объяснять, что такое был советский суд в 1930-е.

— Подозреваю, что не сильно отличался от нынешнего.

— Да. Но остальные дела и вовсе рассматривались во внесудебном порядке заочно. Это «двойка», «тройка», «особое совещание». Тех, кто находился под следствием, допросили, выбили показания, отправили документ в Москву, списочно подписали «расстрелять» или 10 лет — и все.

Таким внесудебным способом обеспечивали работу этого конвейера на полную мощность.

— Смогла ли беларусская нация оправиться от большевистского террора?

— Могу сказать, что частично процесс возрождения произошел. Все же прошло не одно десятилетие, когда в СССР был не тоталитарный, а авторитарный режим. Но то, что беларусская нация до сих пор переживает травму 1930-х, это однозначно.

Мы вновь переживаем то состояние. По моим ощущениям, этот синдром тревоги и страха даже более высокий, чем был в 1930-е годы. Все же в те годы население не имело такого доступа к информации, в лучшем случае можно было узнать, что забрали соседа или что осудили какого-то наркома. Сейчас же мы каждый день читаем: этого задержали, того арестовали, того посадили, того оштрафовали.

И, конечно, мы до сих пор не оправились от того удара, который был нанесен беларусской интеллигенции — носителю нашей культуры и самобытности. Мы пожинаем плоды этой утраты.

Как в период репрессий сохранить себя как нацию и что может положить конец террору, читайте в третьей части интервью, которое мы опубликуем в ближайшее время.

Матэрыял падрыхтаваны пры падтрымцы Міністэрства замежных спраў Чэшскай рэспублікі ў межах праграмы Transiton Promotion.