Беседка
Ксения Соловьева, Tatler

Юлия Высоцкая: «Лысая женщина чувствует себя беззащитной»

«Понятия не имела, что меня побреют налысо. Андрей Сергеевич несколько месяцев отмахивался и говорил равнодушно: «А, подстрижешься, там видно будет», — Юля Высоцкая приходит ко мне на интервью в шляпке-котелке.

Но я-то знаю, что под шляпкой у нее не «там видно будет», а самый натуральный бокс. С момента нашей последней встречи Юля еще больше похудела, резче обозначились скулы, но получился не оловянный, готовый упасть и отжаться солдат Джейн, а солдат нежный, хрупкий и беззащитный. Замечаю, как похожа она стала на Андрея Сергеевича.

«Мне кажется, мы всегда были похожи, — соглашается Высоцкая, медленно помешивая ложечкой чай с чабрецом. — Ему нравится такой монголообразный, скуластый, «разлетный» типаж женщин. Посмотрите, как юная Лена Коренева напоминает Ширли Маклейн — одно лицо».

В фильме «Рай», который вообще-то планировалось снимать в 2016 году, но поступил грант от Минкульта, и тянуть стало нельзя, Юля играет Ольгу Каменскую. Русская эмигрантка, участница французского Сопротивления, попадает в концлагерь за то, что прятала еврейских детей. Сюжет списан с реальной истории княгини Оболенской, жившей в Париже, но волей соавтора сценария Елены Киселевой оброс вымышленным мясом.

Андрей Кончаловский и Юлия Высоцкая на съемках «Рая» в Подмосковье

Деньгами министерства и телеканала «Россия» Кончаловский распорядился бережно, но без ущерба для художественной правды. Лагерные бараки выстроили в ангаре под Москвой, Италию тридцатых годов обнаружили в Ялте: «Думаю, в Италии трудно было бы найти такую чистую муссолиниевскую архитектуру, как в Крыму, а здесь все настоящее — колонны, кипарисы, бассейны...» Ставку Гиммлера — известно, что у рейхсминистра внутренних дел Германии была невероятной красоты ванная комната — успешно изобразил действующий, оснащенный не менее прекрасной сантехникой замок «карандашного» семейства Фабер-Кастелл в Нюрнберге.

Съемочная группа «Рая» в Ялте

Актрисе сшили три платья — два для Крыма, одно для Франции, остальное нашли на «Мосфильме». Зато «когда в кадре наливали французское вино — это было французское вино. Когда пили шампанское — это было именно что шампанское, не игристое, не асти спуманте», — говорит не терпящая фальши ни на кухне, ни где-либо еще Юля. Артистов не прятали под толстым слоем грима — все были прозрачные и естественные.

При таком повышенном уровне искренности натуры и эмоции должны были быть подлинными. А значит — бреем в финале красивую женщину наголо, и все тут.

В предпоследний день съемок она уселась в кресло гримера в надежде, что пронесет и будет просто коротко, — стриглась же она однажды в фильме «Дом дураков», и ей так понравилось, что спустя пару месяцев, когда уже все отросло, она вернулась к любимому мастеру Нине Колодкиной с просьбой: «Ниночка, можно еще раз». Но режиссер Кончаловский во время съемок — не «Ниночка», не муж и даже не мужчина, а Адам и соавтор, с которым они вместе лепят героиню. Он приказал: «Машинкой». Юля закрыла глаза и нырнула.

Я потом спросила у Андрея Сергеевича, как долго он вынашивал вероломный план. Хитро щурясь, семидесятисемилетний красавец обтекаемо говорит, что никогда не чувствовал себя вправе диктовать жене, с которой вместе двадцать лет, как ей выглядеть. Он знает, как ответственно Юля относится к своей внешности. Как важно для женщины думать, что она выглядит хорошо. Поэтому не стал пугать на старте. Но да, знал, что надо именно налысо — чтобы чувствовала себя голой и беззащитной. Возможно, гораздо более голой, чем когда абсолютно раздета.

«Нужна колоссальная отвага и смелость, чтобы вот так нырнуть в роль», — Кончаловский горд, и мы оба знаем, что Юлины отвага и смелость предназначены для одного-единственного режиссера. Ни для кого другого она бы не разделась. Не стала изображать любовь к другому. И умирать отказалась бы. А для него — сколько угодно.

Высоцкая сравнивает атмосферу на съемочной площадке с запоем — ее обожаемому Андрей Сергеичу удалось создать невиданной силы воронку, в которой всех закрутило. В 2002 году после «Дома дураков» Наталья Андрейченко предупреждала ее: «Ой, смотри, тяжело будет, начнется депрессия». Тогда не началась. А теперь Юля с неприятным страхом смотрит в будущее. И даже не может до конца осознать, что осталась без волос.

«Понимаете, побриться в сорок два — совсем не то же самое, что в двадцать восемь. Ты теряешь — не знаю даже, как это правильно назвать... Ну вот, положим, я просыпаюсь — где-то подпухла, устала, замученная, синяки, мешки. Думаю, ничего страшного, сейчас раздышусь, все разгоню, что-то такое на голове налеплю — кудри романтические вот полюбила после «Трех сестер». А сейчас что мне делать?»

Разговор плавно перетекает на вечное, то есть женское. Да, на обложке январского русского «Vogue красовалась модель Куба Скотт — лысая внучка Ридли Скотта. А на показе Saint Laurent главной звездой модельного ряда была стриженная под ноль любимица Эди Слимана Рут Белл. На Tod's ходили стриженные под бобрик сестры Вентурини, на Louis Vuitton — Тэми Глосер примерно в том же облике. Тренд трендом, но мы с Высоцкой сходимся в том, что для женщины волосы и хорошая укладка — все равно лучший в мире anti-age-крем, гарантированно минус пять лет, и жить без этого крема очень тревожно.

— Ну хорошо, может, считать эту смену образа тотальным обновлением к весне, началом новой жизни?

— Скорее, доказательством того, что с этим режиссером я могу пойти до конца.

Юля с упоением говорит о своем Кончаловском. А вообще он величайший манипулятор. Вот, к примеру, перерыв, камера отключена, он что-то объясняет артистам, их глаза наполняются слезами, и вдруг он шепотом, подталкивая оператора под ребра: «Снимаем, снимаем». Вроде бы на одной волне с актерами, плачет вместе с ними, а сам: «Давайте, давайте, снимаем».

Вчера я была на лекции колумниста Tatler Алексея Ситникова. Он терпеливо объяснял, почему мужчины ищут любви новых женщин. Потому что жаждут восхищения. И мужчиной нужно постараться восхититься, даже если анекдот про «надо себя заставлять» слушаешь в его исполнении уже в сотый раз. Кончаловский по сто раз одну шутку не шутит — он щедро дает возможность прочесть себя по-новому, влюбиться еще раз, зауважать с большей силой.

— Да, безусловно, — соглашается Юля. — Но ему нужно, чтобы женщина была отдельным существом. Не тем, что, слившись с ним, смотрит как на бога. Обязательно восхищающимся, но отдельно стоящим, крепко стоящим на ногах.

Помню, когда он разводился со своей предыдущей женой, я спросила: «Почему, почему ты переживаешь? Она молодая, красивая женщина». А он бесхитростно так ответил: «Ну ей трудно будет после меня».

Андрей Сергеевич прекрасно понимает, что он мужчина определенного уровня, и после этого уровня общаться с другими довольно тяжело. И в этом нет позерства, всех этих «ну как же, я же!..». Без ложного пафоса, без переоценивания себя — он видит реальность.

Однажды мы уже говорили с Юлей про то, как ценит автор «Возвышающего обмана» и «Низких истин» женскую красоту вообще и Юлину в частности. Как беспощадно он наблюдателен, как замечает его опытный глаз малейшие признаки усталости на лице. Неужели не страшно предстать перед ним изможденной?

— У него другое понятие красоты, — отвечает Юля. — Наша с вами зона комфорта — это укладка, новое платье, маникюр. У него другое. Да, он с ходу замечает свежесть или усталость. Но с другой стороны... Знаете, он сам распорядился еще до конца съемок показать мне отснятый материал. Никому не показывали, а мне взяли и показали. Это жестоко, я до сих пор считаю, что актрисе такое нельзя видеть. Только благодаря моему, как бы это выразиться, равнодушию к тому, как я выгляжу, — не сочтите это кокетством — я смогла играть дальше.

Но сначала провела ночь без сна, звонила сценаристу и час сорок ее насиловала: «Лена, как ты могла это допустить? Ты не понимаешь, что это эстетика уродства? Что вы перешли грань?» Она: «Меня интересует момент воздействия в смысле убедительности героини». Я: «Это уже не просто убедительно-неубедительно. На это уже не хочется смотреть».

А Андрей Сергеевич вообще не понял, что именно меня покоробило. Более того, Ксения, это он придумал нашу с вами обложку. Я сидела в кресле гримера, от ужаса закрыв глаза руками, а он: «Ты дура, ничего не понимаешь, нужно срочно делать». Я в тот момент была настолько «невменько», что позволила себе согласиться. Наверное, потом можно было сказать «нет». Но все-таки я ему верю, у него безошибочное чутье.

Как она, жизнерадостная красотка с кудрями, будет объяснять зрителям программы «Утро с Юлией Высоцкой», что с ней произошло? А она пока не придумала. Может, пощадит нервы публики и наденет парик или — пропади оно пропадом — прямо так выступит, пусть видят и знают. В последние годы она стала тефлоновой в отношении общественного мнения.

В нашем резонансном майском интервью мы говорили о переоценке ценностей, о том, что важно себя не загнать и вовремя остановиться. Неугомонная. Зачем ей ежедневный эфир, тем более тот, где надо одинаково разбираться в проблемах ЖКХ и лечении артрита? Бóльшую нагрузку и несвободу представить сложно.

— Не то чтобы мне стало тесно на кухне, — объясняет Высоцкая. — Мы вот сейчас на одном дыхании сняли сложнейшие рецепты в новогодней программе «Едим дома». Делали штоллен — это такая сдобная булка, сложнее, чем бриошь и кулич, потому что внутри марципан и много цукатов. Должно подойти, пропечься... Я делала штоллен впервые в жизни. Чистой воды импровизация в кадре. И все гениально получилось. Но ниша утренних эфиров такая богатая, свободная и благодатная.

Казалось бы, программ масса, но мало кто может говорить со зрителями открыто, достойно, а не как с идиотами. Обычно людей воспринимают как планктон. А зачем? Про житейские проблемы — как выбрать подарок, как бороться с целлюлитом, как закадрить мужика, накрыть на стол, не потерять мужа — вполне можно разговаривать нормально. Мне кажется, у нас с героями получается. Вот актриса Анна Ардова приходила. Посади Аню Ардову перед камерой, говори с ней о чем угодно, и будет искрометно, весело, откровенно. На нормальном уровне, горизонтальном...

Три программы за день, несколько съемочных дней подряд. Да, тяжело держать концентрацию, с ходу включаться в разговор о незаконной установке шлагбаумов или новом поколении маменькиных сынков. А еще нельзя, чтобы глаз потух. Зато какой challenge, подкрепленный долей «десять»! Это ох как круто...

Год назад она рассказала в Tatler об автокатастрофе, о Маше, которая все еще в коме, о том, как это повлияло на Юлину жизнь, протекавшую в перманентном Instagram-счастье. Я снова задаю Юле вопрос про дочь: несколько месяцев назад в прессе появились сообщения, что девочка пошла на поправку. Готовясь к интервью, я окунулась в интернет-пучину и в ужасе оттуда вынырнула: фантазия журналистов простиралась от развода с Кончаловским до рождения третьего ребенка, что убедительно доказывало чересчур широкое платье на Венецианском кинофестивале. А вместо фотографии Маши Кончаловской на одном из ресурсов мною была опознана Маша Парфенова.

Юля мгновенно съеживается и закрывается в своей скорлупе. Нет, она даже не обратила внимания на публикации, которые, как мне казалось, сочились из каждого утюга. Да, в интернете пишут много глупостей, и вообще ее удивляет, как долго аудитория возвращается к этой теме без малейшего слова информации со стороны семьи. Люди, которые на нее работают, тьфу-тьфу-тьфу, оказались очень порядочными.

А Маша... «Мы работаем, мы движемся, пока очень-очень медленно».

Оцените статью

1 2 3 4 5

Средний балл 0(0)