«Утверждение, что Россия не Европа, чудовищное»

Александр Невзоров о сплочении народа, об отсутствии альтернативы Путину и о том, почему русскую национальную идею придумали братья Гримм.

— Александр, сейчас все говорят про небывалое единение народа вокруг лидера. Кто–то в это верит, кто–то нет, кто–то считает, что люди отвечают так, как от них ожидают, и искренности в опросах нет. А что происходит внутри элит? Есть ли там единство?

— Единство народа есть. Но, когда мы произносим слово "народ", следует четко представлять себе зрительно, о ком мы говорим. Мы говорим о колоссальном количестве алкоголиков, о наркоманах, о пещерных жителях русской деревни (которая является язвой и очагом бессмыслия, пьянства и невежества), о любителях "Дома–2". Совершенно не удивительно, что они сплотились вокруг первой попавшей агрессивной идеи. Ведь вместе с рейтингами президента выросли и рейтинги новостей. Это тоже о многом говорит.

Раньше телеканалы стеснялись делать новости до такой степени однозначными и примитивными. Но только потом выяснилось, что чем примитивнее новости, тем больше у них рейтинги и нет предела этой однозначности. Именно это в возможности воплощения русской идеи действительно сильно объединяет. А если выводить этот чистый "препарат" русской идеи, то она заключается в словах "война" и "убивать".

Русская идея — наматывать чьи–то кишки на гусеницы танков, потому что декларация собственной исключительности, неподражаемости, особого пути русского народа подразумевает необходимость объяснить это миру. Но мир с этим не согласен!

У России никогда не было своей собственной культуры. Это сказки. Матрешка — куда уж более национальный символ! Но матрешка — это Фукурокудзю, японская традиционная игрушка, которую привезли в конце XIX века. Она попала в руки каким–то токарям — и японская игрушка стала символом русского народа. Если мы сейчас оглядимся, то вряд ли увидим кого–нибудь в кокошнике. Я подозреваю, что даже Дугина никогда не видели в кокошнике. То есть все, что нас окружает, — это Европа.

Утверждение, что Россия не Европа, чудовищное. Нас попросту пытаются лишить корней. Но публика охотно на это ведется, и все начинают верить в особый русский путь. А идею русского народа придумали два немецких сказочника — братья Гримм.

— Почему братья Гримм?

— Я про это уже не раз объяснял. В 1765–м Карл фон Мозер написал трактат "О немецком национальном духе". Потом его талантливо переработали братья–сказочники, а ранние славянофилы перетащили на русскую почву.

У любого народа агрессия всегда вызывает желание единения. Но грош цена такому единению. Как только народ начинает сталкиваться с реальными проблемами, это единение рассыпается. Понятно, что люди будут исповедовать эти взгляды до тех пор, пока они не начнут доставлять им личные неудобства. Вот как только крикнул: "Крым наш!" — гангрена сразу образовалась. Как только похоронку на сына получат с русско–украинского фронта, украинцы перестанут быть фашистами и бандеровцами.

Как известно, вечных рейтингов не бывает. Вечной веры народа не бывает. Все обрушивается. Только существует огромная разница между тем, когда обрушивается 36%, и тем, когда "падает" идеал, в которого превратили бедного Путина. Будет трагедия.

Я вступаюсь за эту ситуацию не потому, что мне так дорога Украина, а именно потому, что я способен понять и определить степень бедствия для России. Только–только люди стали что–то нормальное есть, нормально одеваться, куда–то ездить, что–то видеть — бабах! Опять. И благодаря чему? Благодаря двум братьям Гримм, которые придумали русскую идею.

— С ваших слов: "Имперский национализм — мощный идеологический наркотик, с которого трудно соскочить". Если россияне все же сумеют соскочить с этого "наркотика", что это будет означать для самой империи?

— Сейчас уголовно наказуемо говорить то, что я думаю о так называемой целостности. Поэтому я не могу ничего сказать. Но другого пути, кроме распада, у России нет. Если вы попробуете сделать рентген Швейцарии, то увидите, что она вся пронизана вертикальными и горизонтальными связями нужности людей друг другу. Вы увидите крепко связанное общество. Но если сделать рентген России, то этих связей не будет. Все связи будут слишком короткими, чтобы держать в целостности такие огромные пространства. Как бы мы ни относились к распаду России, его никак не избежать.

Хотя я крайне негативно отношусь к этому распаду. Ведь будет много бытовых, пространственных и житейских проблем. Но этого не избежать. Не повезло нам с вами. Нужно было более тщательно выбирать место рождения. Но мы все нахалтурили в этом вопросе и теперь в очередной раз будем за это расплачиваться.

Война послужит только детонатором распада. А для войны сделано уже все возможное. Я наблюдал много подобных ситуаций и теперь как опытный диагност могу определить это заболевание по первым симптомам. Эти симптомы говорят, что болезни под названием "война" не миновать. Но у войны тоже есть свои радости: мы будем собираться и радоваться, что удалось кекс достать или винегрет кто–то выбросил на прилавок. И у всех так же будут светиться глаза от радости. Какая разница от чего? Жить можно при любой ситуации. Люди привыкают ко всему. Вот только для России все это обойдется слишком дорого.

— Снизится ли вероятность этих событий до нуля, если война на Юго–Востоке Украины закончится?

— Если она сейчас прекратится, то ее заново начнут сами украинцы. Им будет нужно обратно то, что у них украли. Никто ничего против Крыма не имеет: там прекрасные раскопочные места, у меня там работает много друзей — черных археологов. Но за Крым придется ответить. Он всегда был настолько серьезным камнем преткновения, что навсегда останется детонатором войны. Почему меня настолько и бесят восторженные крики: "Крым наш!".

Люди, которые это кричат, просто не понимают, насколько все это серьезно. Ведь Украину сделают сильной назло нам. Нам, дикому ящеру, который не хочет эволюционировать. Как когда–то вся Европа работала над благосостоянием Финляндии, чтобы у России под боком был мощнейший раздражитель. К сожалению, даже она пойдет воевать на Крым. Детонация ситуации не в сегодняшнем Донбассе.

— Россию сейчас часто сравнивают с хулиганом, который попал в приличное общество. Но его никто не может унять, потому что вокруг европейские дамы в декольтированных платьях. Насколько это сравнение правомерно?

— Абсолютно нет! Никто не понимает возможностей Европы и мира, до какой степени с нами сейчас играют мягкими лапами! Не стоит надеяться на чудо. Кровища и кошмар не украсят европейский пейзаж. Тем не менее все произойдет. И они не европейские дамы, а ответят нам так, что мало не покажется. Потому что армии у нас нет. Ее как не было в Чечне, так и нет сейчас. Ее просто переодели, подкрасили, научили кидать бодрые речовки, но от этого ничего не изменилось.

— Вчера запретили одно, сегодня второе, завтра третье. Русский народ, как известно, долготерпив. Запреты вводят — люди не реагируют. Значит, запреты можно вводить бесконечно?

— Русский народ — это зрители "Дома–2" и алкоголики? Он не очень долготерпив… Но посмотрите, в каком восторге они от санкций, от агрессии на Украине. Причем я не могу понять, что там происходит. Хотя люди, которые там воюют, — это мои старые друзья, те, с кем я был связан, еще начиная с первого Карабаха. Это люди, прошедшие Чечню, Абхазию, Югославию. Это потрясающие ребята! Но это не избавляет их от клейма террориста. То, что они делают, делать недопустимо (прикрываться жилыми кварталами и поликлиниками).

Это старые волки, но они гибнут как мухи! Я каждые три дня получаю извещения о чьей–то смерти. А это ведь демоны войны! По идее, они вообще умирать не должны. Кто их убивает? Непонятно. Профессионального наемника убить крайне сложно. Он, в отличие от дурачка–солдатика, всегда редактирует приказ. Он никогда не будет слушаться командиришку беспрекословно. Он по вою понимает, на каком от него расстоянии упадет мина. И тем не менее эти люди гибнут. Никто не понимает, что там на самом деле происходит. А ориентироваться на любые СМИ бесполезно.

— Запад проглотил, что Крым наш, или нет?

— Никто ничего не проглотил. И не проглотит. Если бы у вас в квартире поселился сосед, который жег бы костры на паркете и в темном коридоре вырезал печень у другого соседа, только потому что тот старенький и слабый, вы бы проглотили? Возможно, на какое–то время задумались бы, но после обязательно разобрались бы с этим соседом. Сейчас Россия ведет себя именно так. Мир достаточно отшлифовал порядок, а Россия зависима от этого мира.

Именно потому, что у нее нет своей культуры. Роман — исконно русская литература? Это же все европейские формы. Самовары? Петр I из Голландии привез. У России культурная и материальная зависимость от Европы. Большевики умели обеспечить свое общество наукой. Но сейчас науки у нас тоже нет. И вот, лишенная всего этого, Россия просто не сможет существовать.

— То есть санкции если не погубят, то сильно потреплют Россию?

— Нет, именно погубят. Россия — не особый мир. Несчастная, больная часть Европы.

— Из этого есть выход?

— Не знаю. Меня мало интересует политика, и я не знаю, как это лечить. Люди, которые за все это взялись, тоже не имеют опыта лечения и проведения таких операций. Надо было прожить как минимум три жизни, чтобы знать, как такие ситуации развиваются. Люди, которые за это взялись, делают это первый раз в жизни. Как водопроводчик, который никогда не устанавливал смесителей и решил потренироваться на вас.

— Вы упомянули, что высокие рейтинги — заслуга зрителей "Дома–2". Почему тогда многие думающие люди считают, что альтернативы Путину нет?

— А ее действительно нет! А он–то здесь причем? Набрасываются на бедного Владимира Владимировича, который на самом деле нормальный и адекватный человек. Он наконец понял особенность народа, которым управляет. Он понял, что свобода слова, свобода собраний, свобода в прессе, цивилизация, Европа никому на фиг не нужны. Сколько он этого ни давал — рейтинг не рос. Как только он начал пороть, выдирать ноздри и по старой привычке клеймить лбы каленым железом, отнимать еду — вот тут–то народ его и полюбил!

— Может быть, тоже по старой привычке?

— Нет, я думаю, что это вопрос невежества и неоформленных социальных отношений. Геном не занимается такой ерундой, как передача каких–то условно приобретенных качеств. Говорить о каких–то генетических свойствах русских — глупо. Русский — это не группа крови. Это такие же люди, как все, если попадают в нормальные условия. Но вот когда они подпитываются этой культурой, когда заводятся черносотенные кружки, пропаганда, военный патриотизм, православие начинают будоражить темные тупые силы, вот тогда темные силы превращают рейтинги вокруг "Крым наш" в 82%.

— Вы верите, что существует вероятность демократической смены власти в России в нынешних условиях?

— Не знаю. По симптомам — конечно, нет.

— Революция?

— Она будет комплексно притекать с войной и распадом. То есть все будет нормально, все как у людей.

— Что будет дальше?

— Стране придется эволюционировать и интегрироваться туда, где она должна быть, — в Европе. Где не отбирают куски земли у соседа, который ослабел, где не вводят диктаторских полоумных законов, где не существует злокачественной опухоли под названием "Госдума". Госдума нужна только для того, чтобы то, что стесняется сказать даже самый завалявшийся чиновник, с радостью озвучит любой депутат просто за возможность мелькнуть по телевизору.

Я не понимаю, почему я должен содержать эту опухоль. Я уже давно в графе "иждивенцы" в налоговой декларации стараюсь писать: "Государственная дума, правительство РФ, Медведев, Гундяев". Мне их столько не нужно. И когда это станет понятно большинству (а станет это понятно, когда ему будут причинены серьезные неудобства и боль), вот тогда мы избавимся от всей этой дегенеративной армии. Только тогда, возможно, с учетом распада и революции у России есть шансы.

— Вот вы говорите: "Большинство ничего не значит". А сколько человек в России чего–то значит? Или только Путин?

— Такие люди есть. И они могли бы поставить Россию на уши, но проблема в том, что лично их Путин ничем не обидел.

— Именно поэтому нет в России достойной оппозиции?

— Да, конечно! Не надо думать, что революционеры выковываются в течение 10 лет. Когда–то о маленьком картавом экономисте из Симбирска никто ничего не знал. Никто не предполагал, что хозяином на политическом Олимпе окажется уголовная веселая группка. Революционерами становятся всего за несколько часов. Не проблема их найти. Революция обязательно найдет себе революционеров, которые ей нужны.

— Так называемую мыслящую элиту нельзя считать в какой–то мере оппозицией?

— Нет, максимум, на что они способны, — помычать перед воротами бойни и обвинить забойщиков в антисанитарии, в том, что их неправильно заводят под электрошокер.

— Вот все гордились, что проникновение Интернета в России достигло небывалых высот. Что аудитория "Яндекса" больше, чем Первого канала. Но соцопросы показывают, что даже в Москве 88% людей новости узнают из телевизора. Почему они верят, грубо говоря, телевизору, а не Интернету?

— Интернет, к сожалению, слишком многополярен, чтобы быть понятным. В нем слишком много нормальности, честности, храбрости и разумности.

Народу нужна однозначность и примитивность. Однозначность всегда будет иметь большие рейтинги, чем свобода и рваность суждений.

Эта однозначность значительно упрощает метод управления государством. Ведь фашизм, как бы плохо о нем ни думали, это всего–навсего наиболее конструктивная система управления. Она настолько удобна, что власть, избравшая фашизм, может управлять любой страной. Именно за счет террора и насилия. Правда, это не очень пристойный способ выведения страны из кризиса.

Но для нас нормальный фашизм недоступен, потому что фашизм требует 5–6 млн крепких пролетариев. Сытых, но злобных. Которые сами будут громить редакции газет, сами будут устраивать костры из книг, а у нас таких пролетариев пять–шесть человек, но, как оказалось, и тех нет.

Одного нашли на Уралвагонзаводе, но потом выяснилось, что он из местного кружка самодеятельности.

— Вы как–то сопоставляли "Рашку" и "Святую Русь". Они существуют одновременно или сменяют друг друга?

— Это одинаково омерзительно! Они живут только в воспаленном сознании черносотенцев и русофобов. Я, например, к России отношусь хорошо. Даже лучше, чем она того заслуживает. И понимаю, что у нее нет ничего, кроме будущего. Но зато будущее есть. Если бы Россия не породила таких замечательных людей, как Павлов, Засулич, Менделеев, Тимирязев, Рылеев, Радищев, Писарев, Добролюбов, вероятно, можно было бы ставить крест. Если бы мы рожали только православных мракобесов, то будущего не было бы. Но Россия Павловых и Гагариных — это тоже Россия.

Причем толком неизвестно, какая Россия крупнее. То ли та, в которой 94% населения ходило в обуви из древесной коры, то ли "элитная" Россия. Причем носить кору на ногах было нормой: это называлось "лапти".

Идеал, который предлагают черносотенцы, — это лапти и земляные полы в домах. Это Россия, в которой в середине позапрошлого века смерть половины детей в семье считалась нормой. И все это замкнуто на какую–то духовность, но никто не может объяснить, в чем заключается эта духовность. Но право на существование имеет только одна Россия, за счет которой мы и держимся.

— Вы как–то обмолвились, что вас не интересует судьба России…

— Я вообще пустяками не интересуюсь. Не надо особо интересоваться, чтобы анализировать ситуацию. Но мне очень любопытно смотреть. И я благодарен судьбе, что у меня есть такая возможность.

Оцените статью

1 2 3 4 5

Средний балл 0(0)