Беседка
Сергей Щурко, «Прессбол»

«Гитлер и Сталин — близнецы-братья»

Кабинет советника представительства Национального олимпийского комитета в Минске Сергея Макаренко увешан газетными вырезками. Сдается, здесь все спортивные герои страны последних лет: Домрачева, Кушнир, Цупер, Мартынов, Герасименя, Черкашина — черно-белые и цветные фото занимают две стены и удивительным образом возвращают меня в детство, в комнату в родительской квартире. Она тоже была наполнена изображениями чемпионов, правда, тогда еще нерушимого СССР...

Увы, фотографии самого Макаренко и его напарника по каноэ Леонида Гейштора — первых золотых белорусских олимпийцев — там не было. Скорее всего, из-за давности событий — Рим-1960 не был представлен даже его главным открытием, харизматичным Юрием Власовым.

Таково уж свойство человеческой памяти, потому, наверное, нынешним болельщикам Роналду гораздо ближе Круиффа, а Месси куда более понятен, чем Марадона. Не говоря уже про Пеле, которого они видели только на рябящих кинопленках полувековой давности.

Но председателю Клуба олимпийских чемпионов, коим резонно является Сергей Лаврентьевич, все его подопечные дороги одинаково. Кажется, он болезни и хвори каждого из них назовет без запинки. Хотя бы потому, что именно в этот день занимается формированием списка тех, кого надо отправить на лечение в один из санаториев Гродненской области. У самого Макаренко в кровеносных сосудах стоят восемь стентов...

— Если бы не они, сейчас перед вами я не сидел бы. Ведь и пятьдесят метров не мог с сумкой пройти, надо было останавливаться, чтобы отдышаться. У меня густая кровь и часто появляются бляшки. Стенты разжимают сосуды — и сердце снабжается кровью так, как и следует.

Жаль только, что у нас нет специальных пенсий для олимпийских чемпионов. Президент, правда, принял решение — после 60 лет увеличить пенсию в два раза. Одни обрадовались, а другие скептически приняли решение — нужно, мол, при жизни этим людям помогать.

В России, например, пенсии не только для чемпионов существуют, но и для призеров тоже. По сути, между ними никакой разницы нет, они ведь тоже стояли на олимпийском пьедестале. А в Бельгии, как мне недавно рассказали всем, кто попадал в десятку на Олимпиадах, пожизненно выплачивают по 1800 евро в месяц. Вы кофе будете или чай?

...Кажется, Макаренко не особенно верит в бельгийский вариант развития событий и информирует журналиста лишь для того, чтобы подивиться загадочности западного менталитета. Ведь в десятку лучших бог знает сколько спортсменов могло войти за всю историю участия “бельгов” в Олимпиадах. И неужели им не жалко тратить такую прорву денег на всех?

Впрочем, куда больше Сергея Лаврентьевича впечатляет недавний прессболовский рассказ коллеги по минскому НОКу Леонида Тараненко.

— Когда прочитал его интервью, подумал, что Леню-то совсем и не знал, оказывается... Хотя про Арямнова он правильно сказал. Я ведь на самом деле его уговаривал. “Давай сходим к Андрею, не может быть, чтобы он сразу двух олимпийских чемпионов не послушал. Возьмем его за горло и убедим...”

А Леня ни в какую. Мол, ты не знаешь штангистов, туда лучше не лезть.

Я уже и сам начал сомневаться, анализируя публичные выступления Арямнова. Странноватый он. Говорит вроде бы правильно, но делает все почему-то наоборот.

— Нынешние спортсмены похожи на вас в молодости?

— Думаю, мы такими же были, но обеспечение сейчас, конечно, совершенно другое. Посмотришь, что страна делает для людей, выигрывающих медали на международной арене, и подумаешь: как здорово... Только тренируйся!

К нам же раньше никак не относились. Завоевали мы с Леней Гейштором золотую медаль в 1960 году в Риме — дали по 1000 рублей, да и то если без налогов считать.

Советская власть, как мне кажется, тогда не совсем понимала уровень наших достижений. А вот за рубежом мы чувствовали совсем иное отношение. Как и сейчас, кстати. “Ты же олимпийский чемпион, тебе, наверное, ого-го как платят”. Никто не верит, что мы отнюдь не жируем.

Я уже столько прожил, что даже смерть Сталина помню — у всех слезы ручьем лились. В 1953-м мы уже в достатке жили, а после войны, конечно, было тяжело, даже голодали. Не говоря уже о военном лихолетье.

У меня отец погиб в Брестской крепости. Сам я родом с Украины, в Брест семья приехала в 1940 году. Потому, считай, я обелорусенный хохол, даже по ментальности стал больше белорусом.

Очень обидно, что сейчас происходит на Украине. По российскому ТВ одно говорят, по украинскому — другое, не знаю, где правда. Но потом, вот увидите, все всплывет. Как с войной — 70 лет, как закончилась, а до сих пор новые подробности узнаем.

— Когда вы узнали правду о Сталине?

— Когда пришел Хрущев. Хотя он и сам такой же, может, даже и хуже. Тогда все кричали про культ личности Сталина, но у его последователя он был не меньшим. Я как с Олимпиады приехал, мне тут же намекнули, что надо в речи Никиту Сергеевича не забыть. Не проблема. “Дорогой наш Никита Сергеевич, мы вам очень благодарны!” Вся сталинская идеология осталась, только что фамилии поменялись.

Разумеется, и оттепель чувствовалась: руководители росли вместе с народом и понимали, что нельзя постоянно закручивать гайки, надо давать людям жить. И хоть это были секретари, но все же умные люди, не безграмотные, я имею в виду тех, кто организовывал и скрывал Голодомор. Прятали эти трупы, закапывали, чтобы только никто не узнал о настоящих масштабах.

Сейчас, глядишь, тоже есть те, кто твердит: дескать, не верю, что было и тем более в таких масштабах — преувеличено! Да было, все было, просто нигде не писали и забирали, если кто-то рот раскрывал, я-то знаю...

Трудное раньше время было и для подготовки спортсменов — сборная СССР ведь, по существу, вся была с заводов и фабрик. Я, например, работал на водном транспорте. Матросом, на рудовозах. Возили руду в Брест из Запорожья. Потом пошел на брестский завод газовой аппаратуры — фрезеровщиком в инструментальный цех. Тренировался параллельно.

Первые деньги получил, когда стал олимпийским чемпионом. 160 рублей платили, в два раза больше, чем на заводе зарабатывал. Это хорошие деньги. У меня семья уже была, ребенок рос.

— Ну, вообще-то советским спортсменам в эпоху железного занавеса можно было заработать не только на победах...

— Вот как раз гребля в этом плане была очень советским видом спорта. Я впервые узнал о возможности дополнительного заработка в 1963 году в Японии, на предолимпийской неделе. Был поражен тому, как профессионально знаменитые советские легкоатлеты разговаривали о том, что и где можно купить здесь, и кому потом сдать в Союзе.

У меня друг был — Балихин, барьерист из Бреста. Так он спец был. Я, говорит, привез чемодан болоньевых плащей, беру пару штучек и еду на юг отдыхать. Он тогда уже на “Волге” передвигался, а у меня, олимпийского чемпиона, даже мысли не было ее купить.

— На Олимпиаду 1960 года, говорят, ваш экипаж попал не без проблем.

— Это да, в первый самолет в Рим нас не посадили. К Гейштору придрались — где-то он что-то не то сказал, это, кстати, вполне было в Ленином характере, он всегда говорил, что думал.

Нас задержали, и мы несколько дней тренировались на Москве-реке, с удивлением обнаружив, какая она грязная. Столько гадости всякой плавало, что после каждой тренировки лодку надо было чистить.

Но, честно говоря, мы не сильно переживали. Молодые были, а в этом возрасте все моря по колено.

Руководство сборной точно так же думало — на Олимпиаду, конечно, лучше было бы повезти более опытный экипаж. Но что делать, если мы у олимпийских чемпионов Мельбурна на прикидке семь секунд на “тысяче” выиграли?

Мы вообще очень сильные были. Сколько раз чемпионаты СССР и первенства мира выигрывали — и если бы лодки на метр с лишним затем не увеличили, то вообще соперников бы не знали. Мы же с Леней легкие, а в более тяжелых лодках преимущество получали те, у кого больше масса.

Римскую Олимпиаду выиграли легко — с приличным отрывом и вроде как без усилий. Только потом я видел, как на кадрах кинохроники мы из лодки вылазим. По сути, нас оттуда вынимали, меня так точно — Леня поддерживал, видно, у него сил больше сохранилось...

Олимпийская атмосфера, безусловно, была отличной, тогда в деревне все просто было, не то, что сейчас, по сто пропускных пунктов, сюда нельзя, туда... Только вышел за ворота и уже знаешь, где можно чего подешевле приобрести. Я там гобеленов прикупил в новую квартиру, чемодан опять же. Денег хватило, потому что всех олимпийских чемпионов оставляли на неделю и соответственно выдавали суточные.

Завидно, конечно, было по их магазинам ходить. Это здесь нам мозги компостировали насчет загнивающего капитализма, но стоило один раз за границу выехать — и все понимали, что это чушь.

Меня в 1970 году в Германию в группу советских войск пригласили. С супругой. Поработать главным тренером по гребле. Решил с женой посоветоваться. Она сказал, как отрезала: “Если не поедешь, то завтра собираю вещи и ухожу. Всю жизнь тебя не видела, давай хоть сейчас поживем”.

До сих пор ей благодарен, как тренер и как организатор получил там великолепную практику. Со всей группы советских войск набрал всех, кто умеет грести, поработали мы как надо. Рядом с немцами, а они тогда законодателями мод в мировой гребле были.

С чемпионата Вооруженных сил привез для ГСВГ семнадцать медалей. Все в шоке — зачем так много? Нам в следующий раз двадцать запланируют! Пятрас Шуркас у меня потом еще и чемпионом мира стал.

— Как к вам восточные немцы относились?

— Прекрасно, лучше и не придумаешь. Система подготовки у них, конечно, была значительно лучше, чем в СССР. Клубы высочайшего уровня, а какое питание...

Приехали в Магдебург на соревнования, смотрим, в холле клуба стол накрыт. Все, что хочешь, все для спортсмена. Мы такого в жизни не видели. У них мясо с кровью дают — отличного качества. Мы даже не знали, что оно таким бывает, в наших столовках всегда почему-то пережаренное-переваренное...

Кроме клубов, у них еще была и отменная селекция. Любого человека могли “просчитать” и сказать с большой вероятностью, в каком именно виде спорта сможет добиться наибольших успехов. Не надо забывать и про немецкий характер. Ментальность — великая штука.

Кто такие Гитлер и Сталин? Близнецы-братья, разве что только сталинский режим был гораздо суровее. Гитлер привил немцам жесточайшую дисциплину, она и при коммунистическом режиме осталась. Правда, люди после этого кошмара стали более разумными.

Но амбиции у них были, естественно, большие. Ну и фармакология опять-таки... Конечно, меня никто в детали не посвящал, это потом только все стало известно, но уже тогда, в начале 70-х, было видно, что девушки разговаривают мужскими голосами, да и внешне от них уже мало чем отличаются. В советской гребле, точно скажу, такого не было. Разве что витаминизированное печенье да соки давали, чтобы организм поддержать после нагрузок.

В Германии можно было остаться, но меня армия не прельщала. Вернулся в Минск и стал заниматься резервом, работая в школе высшего спортивного мастерства.

Мы первые в СССР начали проводить зимнюю подготовку. Сборная страны выезжала на юг, у нас, понятно, таких возможностей не было, поэтому и придумали Новолукомль, Белоозерск, Светлогорск. Там, где электростанции и водоемы не замерзают круглый год. Не только тренировались, но и несколько раз в год зимой соревновались.

Однажды приезжает к нам московская бригада — опыт изучать. Мы, говорят, проанализировали: на прошлом весеннем чемпионате СССР участвовало 650 спортсменов, из них 200 белорусов, как вам это удалось? А очень просто. Утром в десять часов секундомер включаешь, а в 15.00 выключаешь. Даже если кто-то навернулся, упал в воду, то не опасно, вода теплая, сразу домой.

Из-за этой массовости у нас и подпитка была всегда очень хорошая, Парфенович, Ренейский, Романовский, Горбачев — это олимпийские чемпионы, а чемпионов мира вообще было около полусотни.

— Владимир Парфенович три олимпийских золота выиграл.

— Отличный спортсмен! Все у него было: и техника, и трудолюбие, и настырность. Не плаксивый, как некоторые бывают, упрется и пашет до конца.

Я хотел, чтобы он стал тренером. Но не подошел, жестковато начал... Это не только Володина болезнь — многих олимпийцев беда. Надо знать возможности людей, быть одновременно и жестким, и норму знать — дозировать нагрузки, которые способен выдержать человек. Хотя сам по себе Володя нормальный мужик.

— Как его в политику занесло?

— Ох, мне это его увлечение никогда не нравилось. У него было в руках все, и сейчас он, не сомневаюсь, был бы министром спорта и туризма. Зачем только полез в эту политику? Спорт — это ведь тоже глыба ого-го.

— Вы ведь не только в Германии “легионерили”?

— Советскую школу везде привечали, не здесь, так за рубежом всегда можно было бы поработать. Я после Германии и в Китае, и в Индии, и даже в Иране потрудился...

Это у немцев случайных людей в гребле не было. У нас точно были, ну а про индийцев даже и говорить не стану. Там высоких и здоровых парней можно было только на юге страны сыскать.

Я сразу туда и отправился. Считай, дал шанс людям на новую жизнь. У меня потом из тех привезенных 20 спортсменов почти всех разобрали в другие виды. Ну а кто нагрузок не выдерживал, тех приходилось домой отправлять. Они плакали от осознания того, что вся их дальнейшая жизнь будет такой же серой и нищей, как раньше.

— Китайцы мощно гребли?

— А вот в Китае никого искать не надо было — там уже все были отобраны. Да еще и такого размера, что представить трудно. Эти точно по программам работали. Перед соревнованиями выводили из-под меня спортсменов и чем-то их пичкали. Но я же культурный человек, не буду никуда лезть, чужая страна — их дело.

Правда, потом не без удовольствия видел, как наши белорусские девочки — каждая на голову ниже китаянок — обыграли их на отборе на Олимпиаду. Фармакология ведь не панацея.

Подготовка спортсмена — сложнейшее дело, в котором надо учитывать все. Например, то, что после работы организм надо восстановить, иначе никакого результата не будет. Много примеров знаю из истории, когда самые талантливые и одаренные ребята оставались на бобах лишь потому, что все время работали, как каторжные, не давая себе отдохнуть. Внутренняя секреция не выдерживала, да и психология тоже.

Кстати, поэтому мы с Гейштором долго и не гребли — у нас тренера не было. Иначе и на вторую Олимпиаду, в 1964-м, поехали бы. И выиграли бы ее с еще большей легкостью. Сейчас такую ситуацию и представить трудно — ребята сами тренируются.

А раньше была еще и чисто идеология. Например, надо было получить разрешение ЦК своей республики на то, чтобы поехать на международный турнир.

Ну вот случай. Я в экипаже уже с другим гребцом сидел и должен был отправиться на чемпионат мира-1966. Последний сбор в Прибалтике, главный тренер говорит: “На тебя решения нет, решай дома”.

Приезжаю в Минск — август, время отпусков, никого нет. Встречаю Павла Пиляка — завсектором отдела спорта в ЦК КПБ. “Нет проблем, приходи завтра, все решим!”.

С самого утра торчу возле его кабинета. Секретарь: “Ну что вы маетесь, он в девять утра в отпуск сегодня улетел”.

Так и не поехал наш экипаж на чемпионат мира. Меня всегда удивляло, что больше всего преград спортсменам чинили именно те люди, которые, казалось бы, должны были им во всем помогать — чиновники.

— Бывали и исключения.

— Очень редко. Но самое яркое из них, конечно, Герман Матвеевич Бокун — заместитель председателя республиканского комитета по физической культуре и спорту. Поверьте мне, это был наш лучший спортивный специалист. Виктор Путьков, который его сменил, был неплохим организатором, но всецело человеком системы и, понятно, далеко не Бокуном.

Герман Матвеевич — человек спортивный, из фехтования. При нем этот вид спорта поднялся на недостижимую высоту, белорусские фехтовальщики составляли половину сборной СССР — безоговорочно лучшей в мире. Приезжали на любой турнир и раздевали всех.

Хотя, конечно, Бокун отлично разбирался и в других видах. Я потом только узнал, что все свои беседы он тщательно конспектировал, не полагаясь на память, и в нужный момент извлекал записи на свет. Беседуешь с ним и диву даешься, насколько человек в курсе.

Наорать он на тебя, бесспорно, мог, но исключительно по делу, если считал, что ты неправ. Потому на него и не обижался никто, а авторитет был непререкаемым.

Вот типичная ситуация. Меня, как старшего тренера сборной, приглашают на контрольный заезд. Решается, кто поедет на Олимпиаду. С одной стороны, экипаж, в котором гребет наш Романовский с украинцем, с другой — чисто белорусский вариант: Астапкович и Воробьев.

Буквально накануне последние выигрывают очную гонку и удовлетворенные этим результатом идут в баню. Они и не подозревали почему-то, что на завтра назначен контрольный заезд. Разумеется, в бане они что-то употребляют — не знаю, пиво или что-то покрепче — и на следующий день уступают своим соперникам буквально на финише. И таким образом, будучи неоднократными чемпионами мира, на Олимпиаду не попадают.

Я приезжаю в Минск и докладываю в хорошем расположении духа — все-таки белорус едет на Игры. А Бокун на меня матом: “Ах... мать, и ты мне так спокойно об этом говоришь? Ты что, ничего сделать не мог? Бороться надо за каждого белоруса!”

— Прав...

— На сто процентов. Я вот иногда думаю, как бы он себя сейчас повел в той или иной ситуации. Вызвал бы того же Арямнова, посмотрел на него через свои очки — и узнал бы Андрюша, как надо родину любить...

Ведь сколько случаев уже было в истории спорта, даже и ходить далеко не надо. На той же римской Олимпиаде золото нашей республике принес Олег Караваев. Борец просто феноменальный, на чужой прием отвечал антиприемом, представляете? Это же насколько надо быть отлично физически и тактически подготовленным, чтобы быть на это способным...

Мы только обратно в Москву прилетели, в гостинице разместились, Олег и говорит: “Ребята, надо же замочить медали”. Ну, надо, только мы с Гейштором непьющие, до этого даже пробки не нюхали. Караваев: “Я иду за водкой, а вы за закуской”. Нам с Леней, кажется, по стакану хватило...

Олег отличным парнем был, но водка сгубила, ничего не смог против нее сделать. Хотя многие его отговаривали, невозможно было смотреть, как человек на твоих глазах погибает...

— Ну, положим, у Арямнова так радикально вопрос еще не стоит. Тренируется ведь.

— Ох, не знаю. Просто чувствую как спортсмен, что может с ним происходить, а вот как помочь... Молодой парень, поймет ли старика?

Знаете, в двадцать с лишним лет кажется, что сам все знаешь, и чужие советы тебе и даром не нужны. И только потом осознаешь, что все надо было делать по-другому, но уже ничего не можешь изменить...

Оцените статью

1 2 3 4 5

Средний балл 0(0)