Андрей Сидоренко: «Взяли мы клюшки наперевес. И в толпу...»

Первый тренер национальной хоккейной сборной вернулся к работе с командой 22 года спустя. Андрей Сидоренко сидит в своем просторном кабинете в федерации. У нас есть полтора часа, в течение которых я предлагаю собеседнику вспомнить молодость, проведенную в советском хоккее. Когда он еще сам был игроком — и никто, даже самый выдающийся провидец, не знал, каким окажется будущее.

— Портрет сегодняшнего молодого хоккеиста крепко укоренился в сознании обывателя. Хорошая машина, красивые девчонки и, конечно, ночные клубы. Побед на международном уровне в этом списке поменьше, но все равно пример Овечкина и Дацюка вдохновляет родителей отдавать ребенка в хоккей. А как дело обстояло в ваше время?

— Сейчас, конечно, все по-другому. А тогда мы были простыми парнями, воспитанными городом. Суровым Челябинском, уроженцы которого стали героями многочисленных мемов.

— Знаем. Челябинские мужики настолько суровы, что в бане парятся не вениками, а арматурой...

— Вроде того. Город действительно жесткий, рабочий, много промышленных предприятий. Я жил в Тракторозаводском районе. Утром встаешь и смотришь, какого цвета дым за окном — красный или серый. Но деваться некуда, все равно ведь день проведешь на улице, а она учила очень быстро. Если бы не хоккей, наверное, стал бы хулиганом. Обстановка располагала.

— Драки между районами?

— По-всякому бывало. Подъезд на подъезд, квартал на квартал. Идешь в школу и смотришь, как бы тебя не задели. Потому что если все закрутится, до школы можешь и не добраться.

Ну а если собирались драться организованно, например, с Металлургическим районом или Ленинским, то выходило человек по сто пятьдесят с каждой стороны.

— Страшно было?

— Конечно. Когда напротив толпа таких же, как и ты, которым надо доказать, что они не трусы, то понимаешь: драка будет суровой и в любом варианте без фингалов и синяков не обойдется.

Правда, были правила: если у парня пошла кровь, его уже не бьют. Жесткость была, жестокости не было. Характер закалялся капитально.

— В хоккее это помогало?

— А как же! Бывало, вступался за ребят на площадке. И не только на хоккейной. На троллейбусной тоже приходилось.

— Расскажите.

— Лет 16 было, ехал с тренировки. Захожу в троллейбус, а там одноклассники — Яша и Наташа. Стоим, разговариваем, неподалеку расположилась компания. По виду ребята из Самстроя — городского района, где жило много неблагополучных семей.

Ну и, подтверждая свой невысокий социальный статус, начинают они, что называется, доколупываться. Начали с Наташи. Их трое, не бог весть какая команда, я резко ответил и сразу внимание переключилось на меня.

А я уже поиграл и был одет по тем временам шикарно. Пыжиковая шапка, мохеровый шарф. Один из них р-раз и шапку у меня с головы снял. Окончательно стало понятно, что без драки не обойтись. И еще одна неприятность — самстроевцев оказалось чуть ли не полтроллейбуса, они сразу начали подтягиваться из середины салона.

Ну, я Яше и Наташе сказал, чтобы они к передней двери шли и на первой же остановке убегали. А эти меня уже теснят на заднюю площадку. Прилетает, конечно, — я не отвечаю, уклоняюсь и жду остановку. А перегон как назло самый длинный. Короче, когда подъехали, на лице уже пару фингалов было.

Как только открылись двери, Яшка с Наташей выскользнули в переднюю, а я ломанулся в заднюю — и наконец дал волю рукам. Двух точно отоварил. Выскочил и бежать, они за мной, но куда там — у нас в команде такая кроссовая подготовка была, что там вообще без шансов.

— Однако герой.

— Я так не думал. Меня мама всегда с тренировок дожидалась, и за фингалы досталось бы. Но в тот вечер она почему-то легла спать пораньше. На тренировке же к синякам относились нормально, порой одобрительно, старики сами через такое прошли.

Они меня, кстати, уважали. Даже «лапти» не прописывали, как это полагалось новичкам. Видели, что не шланг, выкладываюсь на сто процентов. А это всегда подкупает, когда молодой без понтов и готов на площадке умереть за команду.

Я с детства хоккеем болел. Смотрел все чемпионаты мира, Олимпиады, даже специальную тетрадь завел, куда вклеивал газетные вырезки. Мне кажется, такие у всех мальчишек СССР были. Больше всех нравились Фирсов, братья Майоровы. Холмквист — шведский вратарь, Дзурилла — чехословацкий. У них были маски такие интересные, яркие. Не похожие на те, в которых играли наши.

Морозы часто были суровые, а если ниже 30 градусов, то уроки отменяли. Отлично. Сразу одеваешься потеплее и на улицу. Гоняешь шайбу часами, а потом нарываешься на учительницу, которая идет из школы и смотрит на тебя круглыми глазами.

— Кстати, почему вы стали защитником?

— Наверное, из-за роста. Во дворе поначалу стоял в воротах. Но когда пришел в «Трактор», меня не приняли. Первым делом там смотрели на то, какое у тебя катание. Поэтому заставил родителей купить коньки, катался везде, где только можно. Во дворе, на тротуарах. Через два месяца пошел испытывать судьбу еще раз. Взяли.

— Как вообще жили в то время в Челябинске? Олимпийский чемпион гандболист Валерий Гопин шокировал меня в интервью ремаркой, что при Союзе продукты в Челябинске отпускались по талонам.

— Так все и было. Но люди стремились иметь подсобные хозяйства, оттуда и кормились. А когда я попал в «Трактор», мы почти все время жили на базе, а там с питанием было неплохо.

Ну и кроме того, на турах чемпионата страны колесили по разным городам. Например, в Москву приезжаешь, тренировку провел, а потом по городу — с целым списком, что надо купить. Минск в этом ряду тоже стоял как зажиточный город.

В «Трактор» меня пригласили в 17 лет. Я уже и не надеялся. Раздумывал, чем заняться после окончания школы. Папа мой военный, хотел, чтобы я поступил в танковое училище. Но куда с ростом за 180 в танк лезть? Разве что форма сидела хорошо.

Был еще вариант с политехническим, может, туда бы и отправился, но вдруг прибыл посыльный из клуба. В офисе встретил главный тренер Анатолий Михайлович Кострюков: «Собирайся, поедешь с нами на сборы в Стайки». Вот так впервые в моей жизни появился Минск — в 1976-м.

Понятно, что осенью я поступал в челябинский институт физкультуры — вместе с Сергеем Макаровым и Сергеем Стариковым. А еще через два года меня вызвали в сборную на молодежный чемпионат мира, который прошел на стыке 1978 и 1979 годов в Швеции. Сыграли удачно, стали чемпионами. Я, видно, тоже неплохо себя проявил, пригласили на сборы в национальную команду.

Что было особенно приятно, услышал хорошие слова от Анатолия Владимировича Тарасова. Он даже рекомендовал меня во вторую сборную Союза.

— Он вправду магически действовал на молодых?

— Энергетика шла такая, что, как только он заходил в раздевалку, хотелось вытянуться по стойке «смирно». В работе был жесткий, мог вытянуть из человека такой запас сил, о котором тот и не догадывался. Ну и психолог хороший, умел находить правильные слова. Мог самолюбие задеть, мог о чести родины сказать, а мог и просто по-человечески подбодрить, мол, мальчишки, вы должны, вы сможете. Гимн Советского Союза нам однажды спел, у нас аж мурашки по коже. Вышли на площадку и просто порвали соперника.

Не меньший заряд давали встречи с рабочими челябинского тракторного завода. Это была традиция, руководство любило такие мероприятия. Мол, посмотрите, ребята, как люди живут в реальной жизни.

Это все приносило хороший воспитательный эффект, в те времена никто не сюсюкался. Работаешь плохо на тренировке, режим нарушаешь? Завтра будешь стоять у станка в цеху. И у человека мозги быстро становились на место, он понимал, что выбора нет. Или-или.

— О ком из советской «молодежки» 1979-го уже тогда можно было сказать, что со временем станет действительно выдающимся игроком?

— Я жил в номере с Игорем Ларионовым. Вряд ли кто-то предполагал, что его ждет великая карьера и здесь, и в НХЛ. Уж больно щупленьким казался. Зато голова работала как надо. Да и в жизни он очень интеллигентный и воспитанный человек. Нас объединяла страсть к музыке. У каждого была коллекция виниловых пластинок.

Касатонов был просто здоровый шкаф. Это потом начал развиваться и вырос в выдающегося защитника. Володя Крутов, правда, и тогда выделялся. Крут был крут, царство ему небесное.

Вообще в «молодежке» было много талантливых ребят, но лишь немногие затем реализовали себя в большом хоккее. Тогда ведь в каждой команде было 15-16 человек. Потом только Тихонов воплотил в жизнь идею с четырьмя пятерками, и составы несколько увеличились.

А прежде ребята уходили в первую или во вторую лигу. Это в лучшем случае, некоторые спивались. Нравы были свободные. Кострюков, когда пришел в «Трактор», установил жесткую дисциплину. Потому что опытные хоккеисты позволяли себе многое.

— Это то, что мы видели в фильме «Легенда номер 17»? Валерия Харламова сослали в «Звезду» из Чебаркуля — города, в котором вы родились.

— Да, быт и нравы той команды показаны довольно точно. Хотя фильм мне не понравился. И Тарасов там не Тарасов, и Харламов не Харламов.

Я с Валерой познакомился в 1980-м, кстати, тоже в Стайках. Меня Тихонов вызвал на сбор национальной команды. Нагрузки были колоссальные. Тренировался и смотрел, как работают звезды. Мальцев, например, пахоту не любил и постоянно болел. Я с ним потом в динамовском доме в Москве жил, всегда встречались в пивбаре после матчей. Но это была общая традиция — и динамовская, и армейская — сбросить напряжение после игры.

Харламов меня здорово поддержал тогда как молодого игрока. С охотой давал советы, делился опытом: «Тут поплотнее надо сыграть, здесь быстрее пас отдай, все равно какой точности, я разберусь».

— Вы должны были стать его одноклубником.

— У меня были приглашения из трех столичных клубов — «Спартака», «Динамо» и ЦСКА. Последнее гарантировало попадание в сборную, так как ее главным тренером был Виктор Тихонов.

— Отличная перспектива.

— Не спорю. Но тогда я принял, теперь уже понятно, ошибочное решение — откликнулся на предложение московского «Динамо». Очень быстро уехал из Челябинска, принял присягу в Минске, слетал в свою часть в Бресте и вернулся в Москву.

А потом в прессе вышла статья о том, как комсорг челябинского «Трактора» Андрей Сидоренко предал родной клуб и поехал за лучшей жизнью в столицу.

— Неужели Челябинск был такой могущественной силой?

— Обиженным оказался и ЦСКА, который уже считал меня своим и не ждал такой шустрости от земляков-динамовцев. В федерации на собрании я, правда, удостоился благосклонного кивка Аркадия Ивановича Чернышева. Сразу решил расставить точки над «I», заявив: дескать, выбрал «Динамо», потому что с детства являюсь поклонником этого клуба.

Дисквалификацию на два года мне все-таки влепили. Но при этом отправили в «Динамо» минское — чтобы не выпал из тренировочного процесса.

— Строго с вами обошлись: многие ведь тогда уходили в столичные клубы аналогично.

— Таких случаев не перечесть, просто тогдашний первый секретарь ЦК ВЛКСМ Евгений Тяжельников был родом из Челябинска. Меня же заставили еще и покаянное письмо написать, мол, я такой-сякой, как мог и все такое… Надо было на мне пример устроить.

А если бы пошел в ЦСКА, то ничего такого не было бы. И карьера могла сложиться совсем по-другому.

— Обидно.

— На самом деле мне хотелось просто играть на хорошем уровне. И у того же «Динамо» не было какого-то суперпредложения по части жилья или чего-то еще. Говорю это, положа руку на сердце.

Но по молодости стал жертвой разборок между армейским и динамовским ведомствами. И испортил отношения с Виктором Васильевичем Тихоновым.

— Зато наверняка обрели друзей в московском «Динамо».

— Да, хорошо общался с Валерием Васильевым — тогдашним капитаном сборной СССР. Это вообще легендарный человек, отличный игрок, который обладал незаурядной физической силой. Помню, на тренировке играли в русский хоккей. Я делал пас, мяч ушел вверх, попал в голову Васильеву и сломал ему нос. Подумал, что мне сейчас конец придет. Подъехал к Валере, а он так пальцами себе нос вправил и говорит: «Ничего, молодой, все нормально».

Правда, после тренировки позвал с собой: «Сегодня будешь моим водителем». Поехали на базу на его «двадцатьчетверке». Дождина валит, а у «Волги» дворники не работают. Валера через форточку веревку протянул и конец мне дал, мол, регулируй…

Я ту поездку на всю жизнь запомнил. Но после нее мы сдружились. На площадке всегда подсказывал, а в обиду вообще никогда не давал.

В «Динамо» хороший коллектив был. Первухин, Мальцев… Саша тоже интересный товарищ. Работать, конечно, не любил, но обладал невероятным хоккейным талантом. Прирожденный игрок. Человек выходил на площадку и включался именно тогда, когда это было нужно. А когда забрасываешь шайбы, то какие к тебе могут быть вопросы?

В Москве сезон-1982/1983 отыграл, предлагали подписаться на офицера и выступать за клуб дальше. Отказался. Не столько из-за погон, сколько из-за того, что не стал в Москве своим. Кто-то к столице адаптируется быстро, кто-то постепенно, но для меня ее ритм всегда оставался слишком стремительным.

А здесь как раз киевский «Сокол» пригласил. Поехал с ним на сборы в Гудауту. Лежу на пляже и вдркг вижу на горизонте знакомый силуэт — Геннадий Федорович Цыгуров. «А ты знаешь, что тебе запретили играть за “Сокол”? Собирайся, поедем в Челябинск».

Ну и поехал. На четыре сезона. А потом надо было определяться, где жить дальше. И я вернулся в Минск.

— Вам встречались тренеры, не владеющие матерным языком?

— Никогда. Помню, заканчиваешь неудачную смену, едешь на скамейку и ждешь. Это сейчас все рассказывают, стрелочки на планшете рисуют. А тогда было проще. Обматерят по самое не могу, а ты уж сам думай, как следующий раз ту же самую ошибку не допустить.

Хотя, надо признать, тот же Цыгуров со временем сильно перестроился. И в плане ведения учебно-тренировочного процесса, и в отношении к людям.

— С нашей ментальностью без мата нельзя?

— Выходит, так. Почему-то надо подгонять людей. Вроде все понимают, что для решения больших задач надо профессионально относиться к работе. Но при первой же возможности человек сачкует.

Вспоминаю, как работали на льду те же Ларионов, Крутов да и Фетисов тоже. А Сергей Макаров? 400 метров бежал за 54 секунды — это на тренировке по специальной выносливости, которую не любили все без исключения хоккеисты. А Ларионов почему до 40 лет играл? Отличную базу ОФП заложил. Ну и мозги всегда на месте были, конечно. Одно слово — Профессор.

Главное, что сегодня надо вложить в голову молодым хоккеистам, это то, что результат даст только честный и упорный труд. Другого рецепта просто нет. Возьмите любую звезду мирового хоккея. Они же фанатики в лучшем смысле этого слова. Немного в межсезонье отдохнут и снова пашут. Должен быть дух. Как у Тарасова — с песнями.

— А вы сможете спеть гимн Беларуси игрокам в перерыве для поднятия того самого духа?

— Не знаю, голоса у меня нет.

— Мне кажется, сегодня уже не сработает. В лучшем случае ребята рассмеются.

— Вполне может быть.

— Что же тогда им надо сказать, чтобы завести до максимальных оборотов?

— В каждом случае нужны свои слова. Заготовки тут не сработают. Следующий чемпионат мира будет очень сложным. Просто потому, что в каждом матче потребуется играть на победу, на максимуме усилий — и физических, и эмоциональных.

— Думали вы когда-нибудь, что белорусы будут считать за счастье победу над словенцами?

— Не хочу никого обижать, но такие команды мы за соперников не считали. Всегда их обыгрывали. Другое дело, что хоккей развивается во всех странах, и теперь словенцы играют на нашем уровне. Уверен, у них был свой путь, непохожий на наш. Вообще с иностранцами беседовать, да и работать, очень полезно. Я много для себя почерпнул из общения с Людеком Букачем.

Чехи вообще по-другому смотрят на хоккей. Букач мне говорит: «Вот у вас очень любят таскать баллоны по льду, а ты попробуй заставить это сделать Яромира Ягра». Да Ягр пошлет такого тренера и будет прав. Те же качества можно развить другим образом, не подвергая спину и связки экстремальным сверхнагрузкам.

Вообще чехи интересные. Первую книжку о хоккее я купил опять-таки в Минске — в 1976 году. Тогда специализированной литературы о нашем виде в магазинах, кажется, вообще не было. И потому книга Владимира Костки «Современный хоккей» с методикой и методами подготовки хоккеистов стала для меня настоящим откровением. Естественно, Костка в своих исследованиях отталкивался от чехословацкой школы, поэтому читать было особенно любопытно.

Ментальность у них совсем непохожая, играли они по-другому. Да и тренеры иначе себя вели на скамейке — куда спокойнее, нежели наши. Демократии побольше.

— Отличный пример.

— Демократия — это хорошо. Но в нужный момент, когда надо взять на себя ответственность, многие демократы уходят в тень.

— Надо быть Знароком. Вы, кстати, знакомы?

— Конечно. Помню, как он начинал в «Тракторе». Олег 1963 года рождения — на четыре года меня моложе. Помню, приехал из Усть-Катава — городка в Челябинской области, — и все отметили, что парень необычный. Одевался своеобразно, да и вел себя таким же образом.

— Это как?

— (Смеется.) Не буду говорить. Но надо отдать ему должное — Знарок всегда был неуступчив на льду, даже когда только пришел в команду шестнадцатилетним пацаном. Если что-то не получалось, добирал за счет характера. У него и отец такой же, футбольный тренер и очень жесткий мужчина.

— Это они вместе дрались в Юрмале против целой бригады бандитов?

— Было такое. Жизнь вообще суровая штука.

Помню, приехали мы в Глазов юношеской командой «Трактора». Обыграли их, а после матча у выхода собралась компания хулиганов, чтобы рассчитаться с нами. Мы вначале испугались — толпа здоровенная. Но потом решили, что надо прорываться. «Пацаны, только не останавливаться!» Клюшки взяли наперевес, вылетели из дверей и как ввинтились в эту толпу…

— Если «Трактор» разгонится, его не остановить.

— В точку. Пробили брешь и укрылись в общаге.

Ночью лежим — а там огромная такая комната, вся команда помещалась. Вдруг свет, милиция. И хулиганы с ними. «Этот тебя бил?» Мы в ответ: «Да мы вообще не знаем, о чем речь… Кто эти люди?»

Ну а как вычислить, кто именно тебе по роже съездил, если мы вылетели как пуля и за полминуты всю толпу раскидали? Так и не нашли никого.

— Склонность к хулиганству некоторые сохраняют всю жизнь. Пожалуй, Знарок пользуется этим до сих пор.

— Есть такой педагогический прием: ввести хоккеиста в конфликт, устроить небольшую войну, в которой надо обязательно победить. Сыграть на этом.

— Похоже, Олег Валерьевич овладел подобным приемом блестяще.

— Так у него помощники какие были! Без вопросов, Олег большой молодец.

— А можно ли ввести в состояние войны белорусов. И главное, с кем?

— Ха! Думаю, главное, чтобы у человека была внутренняя мотивация. А она у каждого своя. Задача тренера найти дорогу к сердцу любого.

— Когда вы приехали в Минск переждать дисквалификацию, в «Динамо» играли сплошь привозные хоккеисты…

— Меня поселили в динамовское общежитие напротив КГБ. И знаете, кого я первым встретил на белорусской земле? Сашу Прокопенко. Знать не знал, кто такой. А он так просто: «Привет, меня Саня зовут. Поехали…»

Ну мы и поехали — шесть кабаков за вечер. Я еще подумал: «Нормальный город».

Мы здорово дружили с футболистами, они славные ребята — Коля Павлов, Юра Пудышев...

— Успехи у них были куда весомее, чем у одноклубников- хоккеистов.

— Вы сказали, что было много привозных. Их привез Виталий Иванович Стаин. Хоккеисты были хорошие. Лидер — Володя Семенов, царство ему небесное. Ненавидел проигрывать.

Но беда в том, что своих ребят тогда было очень мало. В чем была сила немосковских команд, скажем, горьковского «Торпедо» или «Трактора»? Там играли доморощенные хоккеисты, которые чувствовали особую ответственность перед родными болельщиками. А здесь все из разных городов и разные цели преследовали.

— Но потом у нас появилась замечательная плеяда молодых игроков — тех, с кем вы проводили первые матчи в истории суверенного хоккея. Кстати, как считаете, какое место в чемпионате СССР смогли бы занимать Андриевский и компания, если бы Союз не развалился?

— Думаю, за место в шестерке боролись бы. А может, и за тройку. Команда действительно была очень неплохая.

— Что не помешало почти всем ее игрокам в 1996-м написать знаменитое письмо с требованием вашей отставки…

— Я тогда молодым был и совершил много ошибок. Часто делаешь людям добро, а в ответ... Я много чего мог бы рассказать на сей счет. Но все в прошлом, какой смысл ворошить старое?

— С кем из той команды вы общаетесь?

— Со всеми в принципе. Недавно Андриевского видел в «Короне». С Варивончиком постоянно на связи.

— Видимо, самое теплое отношение у вас осталось к Андрею Скабелке. Кажется, он единственный то письмо не подписал.

— Я очень хорошо отношусь к Андрею и рад, что у него получается тренерская карьера. И пусть она только идет в гору.

— Но вот какая ирония судьбы. Карьера Скабелки получит новый виток, если ведомая им сборная Казахстана выиграет домашний турнир в группе «В» и получит повышение в классе.

— Для этого его вначале надо выиграть.

— Что скажете ребятам первым делом, когда начнется подготовка к чемпионату мира?

— Я уже знаю, что скажу. Но, думаю, будет правильно, если они услышат об этом первыми.

Спартак Миронович: Когда наших бьют, надо бежать. Лучше с палкой